Общество: Военные–первопроходцы. Как братья-близнецы после СВО строят мирную жизнь в деревне

Возвращение участников специальной военной операции к мирной жизни приобретает все большую значимость для регионов России – для каждой малой родины многочисленных героев СВО. Специальный корреспондент газеты ВЗГЛЯД познакомился с семьей Пономаревых, где за ленточкой были все четыре сына. Двое из них – Александр и Анатолий – уже вернулись к прежней работе в агрохозяйстве, откуда два с половиной года назад ушли по мобилизации.

– Недавно мне из военкомата позвонили, – вспоминает Александр Пономарев, житель деревни Большежилкина Усольского района Иркутской области. – Говорят, чтобы прилег или чтобы сел крепче, потому что награда на меня пришла. Очень, говорят, нехорошая. Орден Мужества, посмертно.

– Это как?

– А вот так, – говорит Анатолий Пономарев, который Александру – брат-близнец.

– И ведь отлично знают, что Сашка жив, – говорит Оксана Пономарева. – Но звонят. Понимаю, порядок. Но есть же голова у людей?

* * *

Детей у Оксаны Витальевны шестеро: дочки две и четыре сына. Близнецам по 30 лет. Их братья – 28 и 25. Александр и Анатолий – мобилизованные, младшие – на контрактах. Алексей и сейчас в зоне СВО, Дмитрий там уже был, сейчас служит в родном регионе.

Анатолий и Александр Пономаревы, стало быть, мобилизовались осенью 2022 года. Разумеется, вместе – как и всегда, говорит мама Оксана:

– В детстве в ансамбле сельском, пели под гармошку – вместе. Поехали к покойному [Геннадию] Заволокину – в иркутском фестивале для передачи «Играй, гармонь» участвовать. Увидели в зале кадетов, загорелись – вместе в Иркутский кадетский корпус поступили.

Оксана Пономарева. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД

– Не, военных до нас в семье не было, – говорит Анатолий. – Вот мы всегда старое кино любили про войну. «В августе 44-го». Или «А зори здесь тихие…». Что с нынешними артистами люблю, что с прежними.

– С прежними вообще-то лучше, – вступает Александр.

– Не подеретесь, – то ли предсказывает, то ли упреждает Оксана. В любом случае не подрались.

Служить после кадетского корпуса братья пошли тоже вместе – в Псковскую десантную, срочниками и далее на контракт: Донбасс десять лет назад и Северный Кавказ – Чечня и Дагестан, «за террористами гонялись». В отставку близнецы вернулись в родное село – где работа уже ждала: бывший мясомолочный совхоз, ныне АО – «в лучшей десятке по России бывали постоянно», говорит Оксана, которая заведует одной из совхозных ферм.

– Я агрономом нашим стал, выучился, – говорит Анатолий. – А Саша водителем был, теперь завгар.

Через шесть лет мирной жизни на СВО братья ушли как всегда вместе, а по домам вернулись порознь. Сначала – Александр, ранение. Потом Анатолий, у которого родился третий сын. Для Оксаны – стало быть, девятый внук. Оба по прежним мирным специальностям: один – агрономом, другой – в гараже за главного.

То есть несколько месяцев на СВО было сразу четверо братьев Пономаревых. Все сыновья Оксаны Витальевны.

– Страшно мне, как не страшно-то, – говорит мать. – С утра молюсь, ложусь – молюсь. Володя, муж мой, тоже места не находит. Скоро отпуск у Леши, дай Бог. В марте два года будет контракту его. Ни одного военного в семьях у нас с Володей – войну не считаем, тогда все воевали. И вот сразу все сыновья в первопроходцах. И сразу под огнем…

* * *

– Ребята пишут, – говорит Анатолий, – что хохла почти совсем на передке не осталось.

– Это который уже раз его там не осталось? – спрашивает мама Оксана.

– Я к тому, что за наемниками теперь хохла не видать, – невозмутимо продолжает агроном Пономарев. – Очень много наемников. Сильно больше, чем когда мы с Сашей были…

Воздушный десант – то, чему обучились в Псковской дивизии (Александр 116 прыжков, Анатолий поменьше – 94, да и спину повредил) – в нынешних боевых действиях не в ходу. Поэтому – «пехота, как положено деревенским», говорят Пономаревы. «Когда мы были» – это Кременная и Сватово, знакомые по сводкам даже тем, кто не следит за боями.

– Были первыми за штурмовиками, – обозначает Александр место близнецов в строю. – Они идут вперед – мы за ними. Они отходят – мы штурмовикам оставляем линию обороны, что для них оборудовали.

– А потом опять вперед, – говорит Анатолий.

– В Кременной стояли – проблемы были с водой. Водители к нам боялись ехать, – вспоминает Александр. – Бутылка–полторашка [на передовой] – это на двое суток.

– В плохих случаях на трое, – уточняет Анатолий. – Нет, не больше. Сейчас вообще легче – там, где наши стоят, откуда пишут.

Из Большежилкина, Большой Елани – села, где совхозная усадьба – и по усольским окрестностям вместе с Пономаревыми мобилизовали многих, говорит Оксана:

– Когда ребят провожали, полная площадь народу была. Ночью провожали, чтобы не дай Бог что. А народу все равно полно. Только с нашей улицы одной – пятеро, не военная тайна же? Как с нехорошим орденом – не знаю, можно ли…

* * *

С очень нехорошим орденом для Александра Пономарева вышло вот что:

– Я выполнял задачу, ездил за грузами на «Урале» своем. Маршрут – несколько дней. Приезжаю в расположение – меня вызывает начальник штаба полка. Проверяет документы, мой жетон – и показывает мне бумагу из ростовского госпиталя: Пономарев Александр Владимирович, мой номер жетона, все данные мои – погиб...

– Хорошо, что похоронку не сразу отправили, – говорит Оксана, мама шестерых Пономаревых.

Понятно, что фамилия нередкая, имена-отчества тоже могли совпасть. И годы рождения – тоже. Как под эти анкетные данные в госпитале к погибшему подтянулся личный номер живого солдата – тайна высоких технологий, говорит Александр.

Не такая, впрочем, большая тайна для тех, кто привык стоять на проверке документов – ожидая, пока тебя отделят от твоего полного тезки и однофамильца того же возраста. Но – набедокурившего. Вплоть до запрета на выезд или вовсе до розыска.

А тут – хоть и тыл, да все же фронт, говорит Александр Пономарев:

– Короче, тогда разобрались. Ну я так подумал, что разобрались. До того, как мне, уже комиссованному, сюда из военкомата позвонили. После моего ранения и собственных госпиталей…

За орденом Мужества посмертно Александр, понятно, не пошел:

– Не моя это награда. Не надо мне такую. Никому не надо.

– А могла быть ваша, – говорит Оксана Пономарева. – Если бы Доба обоих не спас – ни у совхоза не было бы агронома да водителя-завгара. Ни у меня – половины сыновей сразу, не дай Бог.

* * *

– Приехали мы на позицию в Кременную, принимать дела, – говорит Анатолий Пономарев. – У них, у той бригады, бегал щенок. Мы попросили: «Парни, оставьте нам». Они не хотели отдавать. Но когда они с позиции тронулись, щенок с ними не поехал – остался жить у нас.

– С нами в блиндаже жил. Ну, думаем, собачка и собачка, – говорит Александр. – Играли с ним. Команды понимал все. Ел с нами – как с одной чашки, получается. Кормили, купали.

– Когда по нам стреляли, он чувствовал. Гора высокая была, мы перед горой, а хохол за нею – итого километра полтора. Только выход с той стороны – бежит Доба с места, и мы за ним следом. При том что гора выход глушит. Услышать можно, но пока что да как – а тут тебе и сигнализация...

– А если наши стреляли – спокойно себя ведет. Наш выход Добе безразличный, получается. Сидит себе нормальным псом, никуда не рвется…

– По имуществу, по машинам – попадало, – вспоминает Анатолий. – По оружию – сколько раз. А сами долго от обстрелов невредимы были, потому что Доба предупреждал. И от арты, и от дронов. Пока не случилось…

Случилось вдали от передовой – в ЛНР, на переформировании той части, где служили Пономаревы. И жили с однополчанами – в палатке на шесть человек.

– Залаял в ночи Доба, завыл. Там же слышно, как беспилотник ревет, скорость набирает. Предупредил нас, рванул к выходу из палатки – а выскочить не успел.

– Когда мы очухались, он еще живой был. Шея перебита была. При нас умер. Почти все на себя взял.

– У меня полотенце висело рядом [со спальным местом], – говорит Анатолий. – Пять дыр в нем. Если бы я не соскочил с нар вовремя, если бы Добу не послушал – все пять осколков моими были бы.

– Кто втроем у входа лежал – все тяжелые. Включая меня, – говорит Александр. – Трое дальше – контузии. Печка у нас в палатке была, ее от взрыва разорвало. Самый большой осколок горло Добе перерезал.

– Пять кило тротила прилетело, спецы сообщили. Мотор нашли – самоделка вроде мопедного. Размах крыльев два с половиной метра и в длину метра три. Целый самолет такой, а не беспилотник…

– И еще спецы нашли около нашего расположения маячки GPS. Три штуки в ряд, последний – около нашей палатки. То ли с дрона скинули заранее, то ли кто–то из населения…

– Да нет, гражданские не ходили в расположение, с этим строго было, – отгоняет мысль Анатолий. – Договор у них был с комполка: они нам мясо и молоко поставляли, а потом забирали отходы с котлопункта. Далеко это все от нас было, вспомни.

– Значит, дрон маячки вокруг нас рассадил, – соглашается Александр. – А Доба спас.

* * *

– То нахлынет, то перестанет, – говорит мама Оксана, имея в виду жизнь детей после боевых действий. Точнее, вместе с опытом нынешних боев.

– Мам, ну, – говорит Александр.

– Нам вот, правда, не до психологии нынче, – подтверждает Анатолий.

Вспоминают, если что, в основном о хорошем. Не про полтора литра воды на три дня, а про то, как незадолго до атаки беспилотника, убившей пса Добу и ранившей Александра – удалось баньку у реки срубить.

– Из дуба, – прикрывает глаза Анатолий. – На всю бригаду знаменитая банька была.

Или про то, как иркутские и другие сибиряки построили под Краснодоном храм:

– Скинулись деньгами, съездили, купили материалы, собрали, – говорит Александр. – Батюшка служил местный, а помогал ему – алтарником, да? – наш мобилизованный, из деревни Култук, призывались вместе. Он и дома при церкви служил, правила-чины знал-умел. Борода не хуже, чем у батюшки. Погиб...

Все это – и многое другое – звучит особенно ярко, если при этом знать, что формально ни Александр, ни Анатолий Пономаревы, мобилизованные осенью 2022 года, ветеранами СВО не являются. Потому что они ветераны с 2016 года – но за Северный Кавказ, где бандитов по Чечне и Дагестану гоняли. А дважды ветеранов боевых действий, объясняют братья Пономаревы, «на Руси не бывает». Сколько войн ни пройди. По крайней мере, пока. Очередной бумажный выверт – вроде того, что с орденом вышел.

– Это коллизия, – делает пометку Андрей Бунев, профильный заместитель губернатора Иркутской области. – Коллизия нам знакома, но возникает она все чаще – чем больше опытных военных, успевших послужить России на Северном Кавказе, возвращается домой из зоны СВО. Инициатива, восстанавливающая справедливость, более чем назрела.

Справедливость – верное слово. При том что свой боевой статус братьям из Большой Елани время от времени приходится доказывать – то тут, то там. Не в смысле «я вас не посылал», такого нет и в помине. Человеческий фактор, признают и братья, и другие ветераны из Приангарья, в большинстве случаев на их стороне.

– С бумагами вот иногда по-другому бывает, – рассказывает Анатолий Пономарев, который недавно ходил в военкомат за справкой. Обычное дело: ребенок, детский сад, льготы за папу. – Оказалось, что [в комиссариате] нет сведений о моем участии в СВО как таковой. У меня записано, что я был мобилизован и, соответственно, демобилизован. Тогда-то и тогда-то. И это пока что все.

Понятно, что можно и нужно сделать запрос в штабы частей, где Анатолий воевал. И конечно же, там все подтвердят. Но дело это не быстрое – например, для агронома оно тянется полгода. А связь «если мобилизован в 2022-м – значит, ушел на СВО» лишь кажется всеобъемлюще логичной. Пока дело не доходит до логики, предусмотренной ведомственными циркулярами.

– Я год ждал подтверждения статуса участника боевых действий, – сообщает Александр. Хотя ему, демобилизованному по ранению, это надо – мягко говоря – не меньше, чем брату с контузией: «дюжина осколков, и все на месте». Александр Пономарев тут же уточняет, что «все со мной в медицине делается как надо» – плюс–минус наличие либо отсутствие нужных специалистов в госпиталях. Передовая требует военврачей, а отправить бойца-ветерана к штатским докторам – отдельный комплект бумаг, который тоже надо собирать. Что, опять же, дополнительное время.

– Ничего, – говорит Анатолий. – Мы же военные-первопроходцы – не только в семье, получается. На нас все ветеранское обкатывается. Не сразу, но по системе, как вот хлеб растить. Младшим легче будет уже, когда Лешка домой придет…

* * *

Сколько жителей области служит на СВО, сколько уже вернулось по домам – реальная военная тайна. Ясно одно: именно среди вернувшихся – таких, как братья Пономаревы – наберут первый поток программы «Герои Приангарья». Это как федеральное «Время героев», только на региональном уровне. И Иркутская область – одна из первых, пожелавших собственную программу разработать и внедрить.

– Можно называть социальным лифтом, можно называть трамплином, – предлагает вице-губернатор Бунев. – Есть очень много грамотных, энергичных, стремящихся ребят, которые дальше хотят себя проявить. Может, в муниципальной власти или в государственной. Может, в бизнесе. Уже сейчас главное – чтобы у ребят была возможность подать заявку на участие в этой программе. Неважно, вернулся ты уже или еще служишь, на передовой или в тылу. Мы прекрасно знаем, где служат наши парни и девчонки. Наши мэры туда ездят постоянно. Развезем информационные материалы, отработаем с командованием, возможность дадим.

Штаб поддержки СВО, деревня Большая Елань, Усольский район, Иркутская область. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД

Отбор обещан через общественный совет, где будут известные в области люди. Первое заседание совета – в феврале, окончательный список в начале лета. Обучение «Героев Приангарья» пока что рассчитано на год.

– Лекции в суровом режиме, экзамены настоящие – никаких «посидел и получил диплом» не будет, – предупреждает Бунев. – Будут задействованы все лучшие проекты, практики, лучшие предприятия области – на юге, на севере и даже на нашей части Крайнего Севера. Ребята познакомятся с людьми, которые достигли многого – каждый по своему направлению. За каждым будет закреплен наставник. Может, руководитель района. Может, глава крупной компании. Областные министры, замы губернатора. Взял человека и ведешь за собой по программе, от начала и до самого трудоустройства; так правильно.

«Герои Приангарья» готовы принять, говорит Бунев, десятки слушателей.
– А, допустим, агроном Анатолий Пономарев – в кого может вырасти, пройдя курс?

– В кого захочет, – уверен вице-губернатор. – Именно чтобы вырасти в кого-то еще. Если он видит для себя возможность, необходимость работы в управлении аграрным бизнесом – у нас есть очень успешные, живые, развивающиеся сельхозпредприятия. И мы можем попросить их руководителей, чтобы кто-то стал его наставником. Если парень пройдет регистрацию и тестирование, и общественный совет поймет: да, есть потенциал, он хочет учиться, и учиться постоянно, прилежно, не пропуская занятия, – то пожалуйста, ждем.

– Нам самим интересно, что получится, – говорит Бунев. – Дело для регионов новое. Но для наших ветеранов очень нужное. И перспективное.

* * *

– Учиться всегда хорошо. Нам сейчас главное, чтобы совхоз восстановить, поднять, – говорит Андрей Пономарев, заведующий гаражом.

– Больше 200 человек у нас работали, сейчас уезжают на другие работы, – продолжает Анатолий Пономарев, агроном.

В совхозе в прошлом году случилась беда: эпидемия, скот ушел под нож. Нет работы – нет зарплаты. У агронома Пономарева – хорошо если 50 тысяч в месяц, а так едва 40. И три сына. А у завгара Пономарева – две дочки. И денег тоже не так много.

– Люди готовы вернуться, – уточняет заведующая фермой Оксана Пономарева, подливая в чай топленого молока из пакета – «производство АО «Большееланское», Иркутская область, Усольский район, село Большая Елань…». – Молоко вот закупаем, перерабатываем... Люди все понимают, но работы и денег за нее после беды прошлогодней – пока немного. Будут вновь свои коровы – будет хорошо.

Одна корова стоит минимум 200 тыс. рублей. Коров, говорит Оксана, нужно хотя бы 200, чтобы заполнить хотя бы одну ферму. Пока что закупили 47, обещана дотация. В принципе механизм помощи в подобных случаях отлажен: подобная беда была в мясомолочном совхозе четверть века назад, «и уже тогда было все четко», вспоминает Оксана. Вопрос, однако, как и во многих случаях – во времени.

– Парни-то другие скоро возвращаться [с СВО] в села начнут, – полагает Анатолий. – Им-то тоже работать надо, как и нам.

– Мясо и молоко, хлеб – тоже сеем, свой у нас. Все это не только для войны нужно, – напоминает Александр. – Нескольким деревням наше предприятие – жизнь сама. Поторопиться бы с помощью, а то сеять скоро.

* * *

Пушистый голубоглазый пес – видом вроде хаски, и глаза совсем голубые – встречает братьев и их мать за забором совхозного управления, недалеко от уже раздетой после праздника большой сельской елки.

– К себе, что ли, на двор взять, – говорит один из братьев Пономаревых. Оба в бушлатах, уже не различить близнецов толком – наград-то теперь не видно.

Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД

– Давно пора, – соглашается второй. – Уже месяцами друг за другом ходим.

– Ну а что. Будет вам вместо Добы, – говорит мама Оксана. – Только не черный сплошь, а так – тоже, видишь, отходить от вас не хочет, как тот спаситель покойный.

– Так и написали над его могилой: Доба?

– Нет, почему, – говорит Анатолий Пономарев. – Это сокращенное. А похоронили под полным именем, с уважением. Донбасс его звали.

Теги:  ветераны , специальный репортаж , СВО , спецпроект Россиюшка